Тунгу́со-маньчжу́рские языки́
(тунгусские, маньчжуро-тунгусские языки) - группа близкородственных языков Сибири и Дальнего
Востока, которые, по мнению ряда исследователей, входят в алтайскую
языковую семью (см. Алтайские языки).
Имеется и концепция, не признающая алтайского родства и объясняющая все
сходства между Т.‑м. я. и другими членами этой семьи
взаимовлияниями первоначально неродственных языков.
Т.‑м. я. распространены в Средней и Восточной Сибири (значительная
часть таёжной зоны), на побережье Охотского моря, в Приамурье (СССР);
кроме того, они представлены в КНР (Северо-Восточный Китай,
Синьцзян-Уйгурский автономный район) и МНР (район Барги). Число
говорящих на Т.‑м. я. в пределах СССР 58 тыс. чел. (1979, перепись).
В течение последних столетий ареал этих языков уменьшился в бассейне
реки Лены, в ряде южных районов Сибири и Дальнего Востока и к югу от
реки Амур, но увеличился на северо-востоке Сибири. Проблема древней
истории расселения тунгусо-маньчжуров окончательно не решена. Имеются
гипотезы, локализующие их прародину в Приамурье или в Центральном
Китае; более вероятно их пребывание в 1-м тыс., т. е. в
заключительный период сохранения праязыкового единства, на
территории западного Прибайкалья и, по-видимому, ряда соседних
регионов.
Сравнительная близость Т.‑м. я. и высокая степень их диалектной раздробленности (при наличии
переходных диалектов) затрудняют как выделение самостоятельных языков,
так и их классификацию. В советской научной литературе принято выделять
11 Т.‑м. я., однако фактически отчётливо противопоставлены лишь 5:
эвенкийский (с солонским
и негидальским), эвенский, удэ(ге)йский
(с орочским), нанайский
(с ульчским и орокским),
маньчжурский (с чжурчжэньским). Принято также подразделение
Т.‑м. я. на 3 ветви: сибирскую, иначе северную, или эвенкийскую
(эвенкийский и эвенский), амурскую, или нанийскую (удэгейский и
нанайский), и южную, или маньчжурскую. Имеются и другие варианты
классификации.
Для пратунгусо-маньчжурского состояния реконструируются (И. Бенцинг) 16-18 согласных фонем (p, b, t,
d, k, g, č, ǯ, s, x, m, n, ?ń, ŋ, l, r, j, ?w), симметричная система гласных (долгие и краткие a, ä, i̮, i, o, ö, u, ü) и
ряд дифтонгов (в основном типов i̯V и Vi̯).
Системы фонем современных Т.‑м. я. в целом достаточно сходны с этой
реконструкцией и между собой; из явлений вторичного характера наиболее
типичны утрата лабиализованных гласных переднего
ряда (в большинстве языков); развитие в h‑образный звук или исчезновение
анлаутных *x (эвенкийский, эвенский, удэгейский, маньчжурский), *p
(эвенкийский, эвенский, удэгейский), *s (эвенкийские диалекты,
эвенский); появление вторичных долгих гласных и дифтонгов как
результат утраты интервокальных *g (удэгейский, нанайский,
маньчжурский), *b (удэгейский, нанайский), *r (удэгейский) и некоторых
других согласных; возникновение назализованных гласных в ауслауте из сочетаний
гласного с *‑n (солонский, нанайский, орочский); существенные
преобразования многих сочетаний согласных.
В Т.‑м. я. действует гармония гласных по ряду, частично
и по лабиализации, ср. эвенкийское ana‑ǯa‑ra ‘толкают’, ämä‑ǯä‑rä
‘приходят’, soŋo‑ǯo‑ro ‘плачут’ (роль признака ряда в гармонии частично
затемнена вторичными процессами слияния и изменения артикуляции гласных). Стечения согласных допустимы,
как правило, лишь в середине слова. Ударение
(силовое в эвенкийском и эвенском, музыкальное в нанайском и удэгейском)
тяготеет в большинстве языков к концу слова, в эвенкийском и эвенском
также к долгим гласным.
Для Т.‑м. я. характерен суффиксально-агглютинативный морфологический тип, определённая роль
принадлежит и явлениям фузии. Черты аналитизма особенно заметны в маньчжурском языке,
где морфология во многом перестроена. Имени в Т.‑м. я. свойственны
категории числа (ед. ч. и мн. ч. на *l, *sal),
падежа [общими являются номинатив с нулевым
показателем, аккузатив на *ba, датив на *dua, директив на *ti̮kī, элатив
на *gīǯi, инструменталис на *ǯi̮, аблатив на *duki̮, локатив на *(du)lā,
пролатив на *(du)lī,; в маньчжурском часть этих окончаний утрачена, но
имеется генитив]; притяжательности
(различаются лично-притяжательные и возвратно-притяжательные формы, а
также особые формы косвенной принадлежности с суффиксом ŋ); в
маньчжурском категория притяжательности утрачена). Структура глагола во всех Т.‑м. я. достаточно единообразна,
однако количество, способ образования и употребление периферийных форм
времён и наклонений заметно варьирует по
диалектам и языкам. Характерно широкое использование причастий в функции предиката. Посредством суффиксов образуются
формы совершаемостей (видовой
направленности) - около 15 из них имеют общетунгусо-маньчжурское
происхождение, а также производные глаголы с семантикой
страдательного, возвратного, побудительного, совместного, взаимного
залогов (в спряжении
залоговых различий нет). Имеются инклюзивное и
эксклюзивное местоимения 1-го л. мн. ч. Широко употребительны послелоги, связь которых с предшествующим именем
часто выражена притяжательным окончанием.
Основное средство словообразования -
суффиксация; в литературном маньчжурском языке активно используется
словосложение с усечением компонентов. Особенно
распространены суффиксы основообразования и отыменного
словообразования имён с собирательными,
оценочными и другими значениями.
В Т.‑м. я. отдаётся предпочтение порядку слов
SOV, определение предшествует определяемому,
однако этот порядок не является обязательным. Согласование прилагательного с существительным в числе и падеже наблюдается в
эвенкийском и эвенском языках. Для предложения
характерен номинативный строй. При
относительно слабой развитости форм сложноподчинённого предложения Т.‑м. я.
отличаются широким применением конструкций с нефинитными формами
глагола, функционально соответствующих придаточным предложениям
других языков.
Древнейший слой общеалтайской лексики в
Т.‑м. я. не всегда легко отграничить от многочисленных более поздних
заимствований, особенно из монгольских языков. Заметную роль в формировании
лексики сыграли контакты с самодийскими
языками. В эвенкийском и эвенском языках много якутских, в маньчжурском языке - китайских заимствований. Кроме того, маньчжурский
язык сам оказал значительное лексическое влияние на другие Т.‑м. я.
Приамурья. Основным источником заимствований для Т.‑м. я.,
распространённых на территории СССР, является русский язык.
Памятники чжурчжэньского языка, написанные так называемым малым чжурчжэньским письмом, относятся к
12-16 вв. Обширной литературой представлен маньчжурский язык
(письменность с 1599 на основе монгольского
алфавита, переработана и дополнена диакритикой в 1632). В конце 20-х гг. 20 в. начата
разработка письменности (на основе латинской, а
с 1936 - русской графики) и в 1931-32 начато
издание литературы на эвенкийском, эвенском и нанайском языках.
Созданная в то же время удэгейская письменность развития не получила;
разрабатывается новая письменность.
Первые лингвистические данные о Т.‑м. я. (эвенкийском и эвенском)
появились в конце 17 в. (Н. К. Витзен). В 18 в. осуществлялся сбор
словарного материала (Д. Г. Мессершмидт, С. П. Крашенинников,
Я. Линденау, Г. Ф. Миллер, И. Биллингс, П. С. Паллас и другие).
Значительную роль в становлении тунгусо-маньчжуроведения сыграли
исследования М. А. Кастрена (его тунгусская грамматика и словарь были
изданы с рядом дополнений академиком А. А. Шифнером). 2-я половина 19
и начало 20 вв. отмечены серьёзными успехами в исследовании
маньчжурского языка (В. П. Васильев, И. И. Захаров - создатель
фундаментального словаря, А. О. Ивановский, А. М. Орлов, позднее
А. В. Гребенщиков, В. Котвич, А. М. Позднеев, П. П. Шмидт), сбором
материалов по Т.‑м. я. Приамурья (Р. К. Маак, К. И. Максимович,
Л. И. Шренк, позднее С. Леонтович, Шмидт, Л. Я. Штернберг и другие) и
эвенскому языку (В. Г. Богораз), филологической обработкой чжурчжэньских
памятников (В. Грубе). Школа тунгусо-маньчжуроведения сложилась в
Ленинграде; её представителями собраны и обработаны материалы по всем
Т.‑м. я. СССР - эвенкийскому (А. Ф. Бойцова, Г. М. Василевич,
В. А. Горцевская, В. Д. Колесникова, О. А. Константинова,
Е. П. Лебедева, А. Н. Мыреева, А. В. Романова), эвенскому
(В. Д. Лебедев, К. А. Новикова, Л. Д. Ришес, В. И. Цинциус), нанайскому
(В. А. Аврорин, Н. Б. Киле, С. Н. Оненко, Т. И. Петрова, Л. И. Сем,
О. П. Суник), негидальскому (Колесникова, Константинова,
Е. М. Мыльникова, Цинциус), удэгейскому (И. В. Кормушин, Суник,
Е. Р. Шнейдер), орочскому (Аврорин, Лебедева, Цинциус), ульчскому
(Петрова, Суник), орокскому (Новикова, Петрова, Сем), издан 2-томный
«Сравнительный словарь» Т.‑м. я., в ряде обобщающих работ исследованы
в сопоставительном и сравнительно-историческом плане фонетика, морфология, синтаксис, лексика этих
языков (Суник, Цинциус и другие). Изучение Т.‑м. я., преимущественно
в историческом плане, ведётся также в ФРГ, Японии, США, Австрии
(Бенцинг, Г. Дёрфер, Ё. Икегами, К. Г. Менгес, Н. Н. Поппе, И. Футаки,
Д. Синор, К. Ямамото и другие).
Суник О. П., Очерки по синтаксису тунгусо-маньчжурских
языков. Л., 1947;
его же, Глагол в тунгусо-маньчжурских языках, М. - Л.,
1962;
его же, Существительное в тунгусо-маньчжурских языках, Л.,
1982;
Цинциус В. И., Сравнительная фонетика тунгусо-маньчжурских
языков, Л., 1949;
Горцевская В. А., Очерк истории изучения
тунгусо-маньчжурских языков, Л., 1959;
Языки народов СССР, т. 5, Л., 1968;
Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков, отв. ред.
В. И. Цинциус, т. 1-2, Л., 1975-77;
Benzing J., Die tungusischen Sprachen. Versuch
einer vergleichenden Grammatik, Wiesbaden, [1956];
Sinor D., Introduction à l’étude de l’Eurasie
Centrale, Wiesbaden, 1963;
Menges K. H., Tungusen und Ljao, Wiesbaden,
1968;
Doerfer G., Classification problems of
Tungus, в кн.: Tungusica, Bd 1, Wiesbaden,
1978;
см. также литературу при статье Алтайские языки.
Е. А. Хелимский.